В
июне 14 у меня выдался отпуск. Долгожданный, выстраданный, вымученный. Я так
ждал этой своей родной сибирской, сибирско-восточной-восточной земли, что даже
если бы самолет начал терять высоту и планировать на поля, единственным, кто бы
сидел в салоне улыбаясь, был бы, несомненно, я. Родная земля, - это и есть моя
Родина. Не государство, ни область, не
территориально-административная единица, - а просто моя земля, та, на которой мне хорошо и
свободно, та, что лечит теплом, или одним только цветочным черноземом. Теперь я
знаю свой угол на этой планете – это Дальний Восток, - понятное, родное,
любимое место. Кто был в далеких краях, знает, что на чужой земле ты словно
уязвим, слаб, болен. И вообще, сложно жить там, где кругом ничего не связанно с
тобой: словно у тебя отняли все твое составляющее, а на созидание нового нет
никаких сил. «Какая там Америка, ма», какая там Европа, какой Питер или грязное Подмосковье? Ничего такого я не хочу.
(к фото: Домодедово - маленький, тесный аэропорт. Жду самолет)
( к фото: выпил банок пять колы, купил прикольные часики - три часа свободного времени)
Моя
личная история переплелась с историей Приморья, и мы оба взаимно-привязаны, от
того я всегда чувствую и сопереживаю всему, что вижу. Здесь, я понимаю людей,
здесь все знакомо, словно росли мы с тобой, Приморье, в одном доме, в одной
комнате.
Отпуск
прошел лекарственно – тайга, чистые реки, рыбалка, жень-шень, поле, огород,
летний душ, мелкие заботы по хозяйству, Оксана, и, конечно же, живопись. Я
сразу же выздоровел, без всяких лекарств и таблеток. Возможно, я просто
настроил себя на то, что дома мне станет обязательно легче, и ничуть не
удивился, когда это произошло. Говорят же – дома и стены лечат.
(к фото: побывал, кстати, в Находке, даже пожил там немного - вид из окна на море осрамлен грузовыми кранами. Гостиница с уютной летней кафешкой. Салатное настроение.)
Это
было счастливое время, и тем счастливей оно было, что я помнил об этом каждую минуту. В шортах и сланцах я
ходил по реке Тигровой, купался в холодной воде, обсыхал на горячем воздухе,
спешил домой, если надвигалась гроза, катался по ухабистым дорогам, докупил
кое-какое туристическое оборудование, и в этот раз, даже обошлось без клещей –
так ловко я научился распознавать опасные места – ельники и пихтачи. Помимо
прочего, я задумал собрать, - нет, вы не поверите, - коллекцию Приморских
бабочек, и с деревенской детворой мы успели наловить не много, пока дядя Саша
(отец Оксаны) не забрал у нас банку и не выпустил наш улов на волю. Тут,
конечно, перечить было бесполезно:
-
Бабочек, - говорит, - ловят только городские. Они ничего не видят в своем этом
городе, а здесь, бабочек ловить не надо – надо просто любоваться тем, что они
летают.
Ребята,
конечно же расстроились, кое-кто из мелких даже расплакался. Я хоть и не
отказался от затей (хотя бабочек мне жалко), но тайком, все же решил, что
сперва соберу всю информацию о бабочках Приморья, чтобы знать какие из них
относятся к редким видам, и ловить их нельзя, а там, быть может, мне хватит и
того, что я знаю.
В
то же время, бабочки – это своего рода часть задуманного плана. Давно думаю и
понимаю: необходимо изучать и стараться понимать язык природы. Это и растения,
чьи названия, свойства в особенности нужно знать, это и народные приметы и т.д..
Ведь сегодня разделительная линия между человеком и лесом стала как никогда
шире – человек боится леса, не знает трав (хотя многие из них вполне бы
заменили таблетки с аптеки), пугается животных, не умеет использовать то, что
лежит прямо под ногами. А ведь лес, если его знать и понимать, любить и
уважать, способен и лечить и кормить тебя. Нужно только прислушаться,
вглядеться и любить. Поэтому, если со мной в лес идет кто-нибудь из местных, я
не перестаю спрашивать и тыкать пальцем. Тут я заметил, например, что выискать
настоящие названия некоторых растений будет сложно, так как в народе их
называют по-своему, и я думаю, что в каждом крае одно и тоже растение имеет
свое нарицательное имя, и не одно.
(к фото: кустик жень-шеня)
По утрам, я, как и люблю, на свежую голову – рисовал. Рисовать рано утром всегда легче, и всегда
качественнее, потому что с утра мозг ленив, не разгорячен и
больше всего интуитивен. Я достал свои старые холсты, загрунтовал поверх прежних работы, и даже смастерил из
штатива неплохой мольберт. В моей коллекции инструментов добавились новые
мастихины, отличные синтетические кисти, английский краски. И я смело
экспериментировал, продолжая поиски своего собственного пути, который вберет в
себя однажды чувственные (на мой взгляд)
детали чужих техник. Да, сколько еще впереди проб! Масляная живопись –
бесконечный ребус. Сколько нюансов и требований предстоит мне еще учесть, чтобы
однажды я остался довольным, и приступить, как я сегодня это называю, к
свободному творчеству. Многим, быть может покажется удивительным (особенно тем,
кто не связан с масляной живописью), что для живописи – умение именно рисовать
не суть важно. Ну и вправду, что сложного в том, чтобы разделить чертой холст
по горизонту, все что ниже – назвать полем, все что выше небом. Но чтобы
нанести краски так, чтобы все казалось ясным и обращалось к зрителю, чтобы в
мазках угадывались достоверные предметы, чтобы небо дышало зноем, чтобы в
облаках чувствовался покой и безмятежность, а вдали, у самого горизонта, вдруг плыла
хижина у стога сена, и вот-вот виднелся сидящий в тени человек с широкой шляпой
– и все – в одном глубоком, пристальном, насыщенном на густоту мазке – вот где
нужно чутье художника! И тут умение рисовать – второй, третий, десятый план. Перспектива,
на деле не сложна (поле – небо – что сложного?), но как требовательно наше
восприятие, как быстро и бессознательно, как поверхностно и категорично,
тотально, оно распознает ошибки импрессионизма – цвет, тон, единство окружающего.
И среди тысяч тонов и оттенков, неверный, сразу же бросится в глаза и вереницей
потянет за собой все окружающее пространство, словно в этом месте кто-то порвал
холст. И по этой причине, я вижу главное – все должно быть вырождено из единого
цветового пространства. И как бы не казалась эта задача легка, когда берешь в
руки масло, и укладываешь его струпьями на холст, сразу проявляется вся та
неуверенность, вся эта вымученность, от которой пока не избавишься, не получишь
того самого эффекта легкости, чувства «одного мазка», что воспринимается
зрителем ранее, чем сам сюжет, который еще стоит разгадать и оценить. И этой
задаче я посвящаю уже не один год, - но лишь наметились отдельные черты,
которые рано или поздно нужно уметь воссоздавать полностью, в едином звучании.
И как же можно постигнуть эту сложность письма? Ответ, мне представляется,
только один – пленер. И представь теперь: если такой путь необходимо проделать
что бы, ну, хоть как-то сносно писать ландшафт, то сколько мастерства и опыта
потребуется к более чувственной, в разы требовательной, письме человека, где
эмоциональное человеческое не может быть выражено неодухотворенно, как предмет.
Вдался
в рассуждения, однако. Ну, а в общем, отпуск был хорошим, спокойным, полезным. И
очень не хотелось ехать на работу, и, все же решился на Тайшет.
(к фото: техника на базе, с. Парижская Коммуна, г. Тайшет)
(к фото: одичалая собака вылезла из под бульдозера и выманивает что-нибудь поесть)
Сейчас
вроде бы как организация готовится к крупному проекту, и я на двух должностях
одновременно. От того и работы чрезмерно много. Зачастили дни когда приходится
работать с шести утра и до десяти вечера. Обессиленный домой. Потому, времени
писать – нет. Пытался загрузить фото с отпуска, но картридер читать флешку не хочет. Да
и времени заниматься собой нет. Поэтому все фото с телефона.
(к фото:Безумное небо над базой, Тайшет)